Смерть после полудня. Часть 1

Вашему вниманию предлагается первая часть перевода отрывка из книги Нейла Данкина «Энфилд мечты», опубликованного в 2011 году в The Tomkins Times.

Суббота, 15 апреля 1989 года. Дата, которую не забыть болельщикам «Ливерпуля». Сияющий весенним солнцем день, ставший самым черным днем в британской спортивной истории.

В тот день я ездил на коммунальную свалку в Сент-Олбанс.

Как каждый помнит, чем занимался в тот день, когда узнал об убийстве президента Кеннеди, смерти принцессы Дианы или атаке 11 сентября 2001 года, так каждый болельщик «Ливерпуля» помнит, где он или она была, когда произошла трагедия «Хиллсборо».

Тем утром апрель порадовал чистым небом, погода была идеальной для того, чтобы устроить уборку в саду и прекрасной для проведения полуфинала Кубка. Ребята Далглиша, жаждавшие победы в чемпионате и кубкового дубля, встречались с «Ноттингем Форест» Брайана Клафа, как и год назад в полуфинале Кубка, когда «Ливерпуль» победил 2:1.

Естественно, сейчас у Клафи были другие мысли. «Форест» уже выбыл из борьбы за чемпионство в Лиге, и потому мог сосредоточиться на том, чтобы пробиться в свой первый кубковый финал. Копайты же страстно хотели чисто мерсисайдского финала, поскольку в это же время «Эвертон» противостоял «Норвичу» в полуфинале на «Вилла Парк».

Дома в Сент-Олбанс я распланировал свой день. Сначала решил поработать газонокосилкой, граблями и секатором в саду, чтобы впечатлить супругу своими стараниями, и слушать одновременно по радио игру.

Все шло неплохо. Я, не разгибаясь, поработал до половины второго, потом настроил радио на вторую волну – БиБиСи Спорт. Питер Джонс, комментатор с «Хиллсборо», объявил стартовый состав, сказал, что он вполне привычный, и что Хансен вернулся в строй после восстановления от травмы, длившегося 9 месяцев. Да, денек обещал быть отличным.

За десять минут до первого удара по мячу я наполнил мусорные мешки травой, корешками, каменьями и листьями, и уже был готов отвезти их на мусорку, и по дороге слушать комментарий матча. Пока я утрамбовывал свои мешки, Джимми Армфилд восхитился стадионом: «Как всегда, Хиллсборо выглядит как картинка!» Тогда он обратил внимание, еще неосознанно, что есть проблемы. Сказав, что там прекрасная атмосфера, он заметил, что, несмотря на то, что террасы «Фореста» заполнены, пустуют некоторые места на стороне «Ливерпуля».

Пустые места? Тогда как «Ливерпуль» играет в полуфинале Кубка Англии? Незадолго до стартового свистка? Как всегда, билетов было не достать, поскольку нашим парням выделили маленькую «Леппингс Лейн» вместо более вместительной Восточной террасы. А сейчас, за мгновения до начала матча, есть пустое пространство на нашей половине трибун. Очень странно.

Незадолго до того, как стукнуло 3 часа, я закинул мешки с мусором в багажник машины, щелкнул радио и направился к свалке на Сандридж-Лейн. Когда я влился в поток машин на Кинг Харри Лейн, по радио начался выпуск новостей. Ожидавшаяся забастовка докеров была отложена, и похоронены жертвы взрыва в Ольстере, организованного ИРА. И, да, британский беглец Ронни Найт был выдан испанской полицией.

За новостями следовали скачки в Ньюбери, но все, что меня интересовало – это полуфинал. Случился ли ранний гол? Забил ли его Олдо? Как там Джокки Хансен?

Когда я достиг Батчвуд Драйв, скачки прекратились, и Спорт на Втором вернулся на «Хиллсборо», но рассказывать стали не о футболе, а о «значительном происшествии». Тихий, но встревоженный голос Джонса сообщил, что спустя 6 минут после начала матча полуфинальный рефери Рэй Льюис увел команды в раздевалки, после того, как более 300 человек оказалось на поле на стороне «Ливерпуля». Полиция пыталась вернуть их обратно, но они продолжали карабкаться по заграждениям, а врачи больницы Сент-Джонс приводили в сознание людей, лежавших на траве. Матч был остановлен.

После того, как Джонс прекратил свою речь, начался крикет. Я подъехал к фонарю у паба «Эншиент Бритон» и был озадачен. Джонс продолжил, сказав, что беспорядки продолжаются, и он видел, как выносили трое носилок. Однако он подчеркнул, что это не разборки между зрителями, хоть и видел бежавшего к болельщикам «Форест» фаната «Ливерпуля» с жестом «виктори».

Сейчас переключились на «Вилла Парк», на матч «Эвертона». Когда я повернул на Сандридж-Роуд, и занял свое место в колонне машин у входа на свалку, Джонс вернулся в эфир, мрачным тоном вселяя тревогу… машины скорой на поле… люди умоляют полицию… очень серьезная ситуация.

Я не мог сообразить. Что случилось? В чем проблема?

Вновь включился крикет, когда я притормозил у свалки. Я открыл багажник, схватил свои мешки, и последовал за людьми по металлической лестнице к большому мусорному бункеру.

Пока я ожидал, чтобы выкинуть мои мешки, рабочий со свалки дернул рычаг уплотнителя мусора недалеко от нас.

Среди остатков потребительской жизни – картонных коробок, матрацев, полиэтиленовых пакетов, пачек журналов – лежала пара обеденных стульев. И когда гидравлический трамбовщик машины сжимал свои мускулы и прессовал весь этот хлам, стулья медленно искривлялись, извивались, пытались противостоять безжалостному механизму, пока постепенно их ножки и спинки не выгнулись в последний раз и не превратились в обломки.

Спустя секунды они стали топливом.

Я вышвырнул свой мусор в специальный бункер, и поторопился назад к машине. Какой-то регби, «Лланелли» против «Бата», транслировли там, пока вновь не включился «Хиллсборо». Джонс сказал, что видел, как выносили 15 носилок. Медсестра делала искусственное дыхание подростку. Проблемы были связаны с давкой, а не с хулиганством.

Я уезжал со свалки на Сандридж-Роуд, предчувствуя, что что-то страшное случилось в Шеффилде.

Алан Грин сообщал о непроверенной информации, что двери в раздевалку разнесли, и люди находятся там в большом количестве. Кто-то еще сказал: «Люди бегают по полю». И: «Это бесполезно, игру надо перенести».

Сейчас я словно ехал через нескончаемый тоннель. Что-то ужасное происходило на «Хиллсборо».

Я сам не помнил, как приехал домой, были это две минуты или два часа. На кухне я включил радио и попытался найти успокоение в чашке кофе. Алан Грин расспрашивал болельщика «Ливерпуля» Глина Филлипса, врача-терапевта из Ист-Килбриджа.

«Несомненно, толпа перед стадионом была огромной, – говорил доктор Филлипс. – «Красные» полностью заняли те места, которые были выделены. Полиция позволила болельщикам заполнить центральный сектор террасы, и их набились туда, как селедок в бочке. И это при том, что две боковых части террасы были сравнительно пустыми, я стоял там, и видел, как полиция позволила этому случиться».

«Я считаю, что они совершенно утратили контроль. Ребят придавливало к заграждениям совсем рядом с полем, но никто из копов не пошевелился, чтобы открыть решетки. Я кое-как перебрался в более свободный сектор, откуда и выбрался на поле, чтобы попытаться помочь».

«Парни, которые уже умерли, лежали на поле. Я видел их восемь или десять. Я не знаю, сколько их было всего. Один малый, к которому я подошел, был клинически мертв. Его сердце не билось. Я и другой парень – думаю, медбрат, на протяжении 10 минут пытались его реанимировать. Мы уже отчаялись, когда послышалось его сердцебиение, но я не знаю, в каком состоянии будет его церебральная система».

«Мы попросили дефибриллятор. Меня проинформировали, что на всем стадионе нет ни одного дефибриллятора, это ведь просто кошмар, во время таких-то происшествий. Нам дали кислородный баллон, чтобы помочь реанимации, но он оказался пуст. Я думаю, это полный позор».

С таким проклятием доктор Филлипс закончил свою речь.

Я выключил радио, размешал свой кофе и пошел в гостиную. Я включил телевизор, на экране заметно обескураженный Дес Линем говорил о «трагедии на «Хиллсборо»… много погибших».

Много погибших!

Они показывали хаотичные сцены перед «Леппингс Лейн» до начала игры: массы болельщиков, проталкивающихся к турникетам, бесполезную пару конных полицейских, зажатую в центре толпы. Потом на экране появились кадры с самого стадиона: люди, которые втаскивались наверх болельщиками с верхних трибун, мертвые и умирающие на поле, болельщики, пытающиеся привести в сознание сотоварищей, другие пронзительно кричащие, одинокая машина скорой помощи, медленно движущаяся по бровке, парни, отламывающие части рекламных щитов на стороне «Фореста», чтобы сделать из них носилки.

После этого – телевизионные картинки, журналистские репортажи, и растущее число жертв – 15, 20, 30, 50 – все это смешалось в одно черно пятно, пока ранним утром в выпуске новостей трагедия не была показана во всей своей чудовищности. Сейчас число смертей составляло уже больше 70.

На самих террасах «Леппингс Лейн» – разорение: причудливо наклоненные под действием толпы барьеры, разорванные заграждения, покинутые шарфы, одежда, обувь. И хуже всего – видеть рыдающих родителей, проделавших путь через Пеннины, чтобы опознать своих детей в Шеффилдской воскресной гимназии, превращенной в морг.

Тем вечером я позвонил маме. Она была в центре Ливерпуля, ходила за покупками на Черч Стрит, когда разнеслись новости о каком-то «инциденте» на «Хиллсборо» – давка, болельщики пострадали, есть погибшие. На автобусе она поехала домой в Стокбридж-Виллидж, где по телевидению уже вовсю рассказывали о трагедии. После этого соседи по Уинкрейгу, их многоэтажке, начали ходить по дому, стучать в другие двери, спрашивая, знают ли они кого-нибудь из тех, кто был в Шеффилде.

Я спросил, как чувствуют себя люди, и мама ответила тихо: «Все здесь очень расстроены».

«Очень расстроены».

Два простых слова обозначили всю боль города, когда семьи терпели такие страдания.
«Здесь» - это касалось и меня тоже.

Ливерпуль был моим домом, моей плотью и кровью. Я должен был быть «там», где люди нуждались в помощи.

Как я мог помочь? Я мог быть «там», стоять на Барли-Мау с другими скаузерами, качать головой, и эмоции струились бы по моим щекам, но я не мог сделать ничего, чтобы облегчить страдания умерших.

Мои чувства были типичными для людей, которые не были на «Хиллсборо» – сильное желание утешить, которое означало вмешательство в личное горе. В этот момент ты не мог ничем помочь потерпевшим. Ты не мог ничего сделать, кроме как думать об этом, и делить слезы вместе матерями, убитыми горем «Хиллсборо».

И я вспоминал игру с «Дерби» месяц назад, когда мой восьмилетний сын впервые прошел «крещение» Копом, и людей, стоявших рядом. Два мальчика, то и дело лазавшие в упаковку за жвачкой… подросток, стриженный под «ежик»… седовласый джентльмен, читавший «Эхо» в перерыве между таймами… парень в засаленной куртке, который советовал Рассу держаться за стойку… Кто-то из них погиб?

После ночных бдений перед телевизором, я лег спать где-то в 2 часа ночи. Сон, «маленькая смерть», долго не приходил ко мне, но только Бог знает, сколько опечаленных семей во всем Мерсисайде не могли сомкнуть глаз этой ночью, и следующей, и следующей, и следующей…

Наутро я пошел в газетный киоск, и на первых страницах всех газет были фотографии умирающих болельщиков. На одной были две девушки, лица расплющены о сетку, рот открыт, судорожно хватая воздух. На другой – мужчина, обхвативший истеричную женщину, помогающий ей высвободить руки из проволочной сетки.

Людские жизни на футбольном матче, жизни, выдавленные на нем.

Однажды в сентябре на берегу Онтарио я наблюдал печальное зрелище: так далеко, как только мог видеть глаз, поверхность этого водного пространства была усеяна тысячами бабочек, которых медленно затягивала в себя вода, когда они взмахивали крыльями, пытаясь взлететь.

Сейчас фото с «Хиллсборо» напомнили мне тех тонущих бабочек. Как и они, попав в ловушку, наши болельщики не имели шансов противостоять безжалостной силе.

Последние сообщения о трагедии я слушал по радио, там пытались восстановить причины и следствия. Дорожные работы задержали движение через Пеннины, что создало скопления болельщиков перед турникетами за полчаса до стартового свистка, поскольку турникеты не справлялись – 23 прохода на 24 тысячи зрителей на нашей стороне, для сравнения – на другой стороне было 60 турникетов на 30 тысяч человек. Ранние отчеты говорили о том, что безбилетные болельщики «Ливерпуля» разнесли одни из ворот, и, когда это обнаружилось, чтобы избежать столпотворения, полиция приняла решение открыть ворота «С» для входа.

Это стало смертельной ловушкой. Терраса «Леппингс Лейн» была разделена металлическими загородками на семь загонов, центральные сектора 3 и 4 располагались прямо за воротами, и всегда до отказа заполнялись болельщиками. Когда ворота «С» были открыты, при отсутствии стюардов несколько тысяч фанов направились через тоннель в эти центральные загоны. Так вскоре сектора заполнились в два раза большим числом людей, нежели были рассчитаны, а решетки, ограждавшие сектор по периметру, препятствовали возможности выбраться из давки, люди были придавлены к стальным барьерам возле самого поля, и умерли на местах, где стояли.

Наблюдая за тем, что разворачивалось перед их глазами, многие из зрителей на трибунах не догадывались обо всей серьезности ситуации, кроме тех людей, кто находился в ложах над «Леппингс Лейн», именно им удалось спасти дюжину человек, втащив их наверх. В одном месте в 3 секторе удалось открыть заграждение, и люди начали выбираться, но полицейские закрыли этот выход и сбрасывали назад в толпу тех, кто взбирался на заграждения.

Пока люди боролись за свои жизни, команды начали игру, не заметив творившегося хаоса, пока несколько человек не выбежали на поле к Хансену, который, боясь прекращения матча, попросил их покинуть поле. Они сказали ему, что на трибунах гибнут люди. После этого рефери отправил обе команды в раздевалки, и подтверждение смертельных исходов пришло в 4 часа.